Гизела Райс
Огонь в сновидениях
О стихийной энергии трансформации[1]
Гизела Райс (Gisela Reiss, Марбург, Германия) – теолог и психолог, обучалась аналитической психологии в Институте К. Г. Юнга (Цюрих), работала в отделении детской и подростковой психиатрии, вела частную психотерапевтическую практику. Область профессиональных интересов – работа со сновидениями, ориентация на процесс в сновидениях.
Символизм огня
Где бы мы ни встретились с огнем, мы не можем уклониться от его силы. Его благотворный и спасительный пыл согревает нас, пламя освещает и очищает, а его распространяющееся повсюду разрушительное насилие может повергать в ужас и в то же самое время околдовывать. Так и я пережила это в детстве, пробегая после бомбардировки через горящий город.
Наибольшую энергию излучает Солнце, космический огненный шар, который согревает и освещает Землю, дает жизнь и процветание, но также ослепляет, обжигает и сжигает, когда мы не защищены и подвергаемся непосредственному воздействию огня. С незапамятных времен отмечались праздники в честь Солнца, как, например, день летнего солнцестояния (Иванов день), когда зажженные факелы проносились через поля, чтобы увеличить плодородие и уменьшить возможный урон. Прыжок через тлеющий костер имел смысл обряда очищения. Спускающиеся с высоты горящие колеса в праздник зимнего солнцестояния на Святки представляли собой образы Солнца и были призваны магическим образом повлиять на силу роста, изгнать враждебных демонов, символизировали переход от зимнего мрака к восходящему свету и новой жизни. Эти идеи мы находим позднее и в христианской символике, например в горящих огоньках на рождественской елке, в изображении мирового света во Христе, во вновь загорающихся огнях пасхальной ночи, которые символизируют воскрешение Бога, преодоление зимы и радость победы жизни над смертью.
Как Солнце является сгустком концентрированной энергии, так и его пришедший с высоты свет соединяет небо и землю, снимает напряжение в атмосфере и может воспламенять, оплодотворять или уничтожать все сущее, подобно молнии античного Зевса-громовержца, являющегося в образе оплодотворяющего, просветляющего или карающего божества. Другим источником энергии является огонь, скрытый в недрах земли, который мы не ощущаем непосредственно; но в случае землетрясения он может вырваться огромным потоком и уничтожить.
В психологическом смысле огонь является пламенной жизненной энергией, аллегорией жара чувств и аффектов, таких как любовь и ненависть с их бодрящей, преображающей или разрушительной силой, но также и аллегорией просветляющего сознания и духовного волнения. Наш повседневный язык наполнен образами, вращающимися вокруг огня: когда мы «загорелись» или «сгораем от любви», мы «огонь и пламя». Мы «искримся» от радости, у нас «огонь в крови», мы «с пылом» беремся за дело или чувствуем, как «перегорели». Мы можем «болеть» за кого-то или же кого-то «вышвырнуть»[2], «таскать» для кого-то «каштаны из огня», «обжигать руки», «пройти через огонь» или «сгорать от стыда». Увлекательно «играть с огнем». Нас лихорадит, когда мы возбуждены или со «страстным» нетерпением ожидаем чего-то, «сгораем от желания» того, что мы непременно должны иметь или нам необходимо сделать. Когда мы пребываем в нетерпении, мы «сидим как на раскаленных углях» или нам «горит» что-то сделать. Совершенно внезапно мы можем «вскипеть» или что-то «вспыхнет как молния»; мы «бурлим от ярости», нас «испепеляют» тоска, страх, беспокойство или желание, мы страдаем от «жгучей душевной боли» или от «лихорадки» и «воспаления», как во время болезни.
Опасно бывает оказаться «меж двух огней», и неловко, когда «жжет пальцы или язык». Мы можем «лить масло в огонь», «зажигаться» или «гореть на работе». Мы постоянно имеем дело с психическими энергиями, которые действуют в нас, подобно огню. Символика света (от огня) также находит выражение в языке, когда «для нас светит солнце» или у нас случается «озарение» или «светлый момент». Мы можем также «скрывать свой талант»[3] или представлять кого-то в «в невыгодном свете». Мы с блаженством ощущаем в себе «огонь восторга», «жгучий позыв» к знанию, внезапное «озарение» или «пламя надежды». В мистицизме «пламенная любовь к Богу», так же как и само «божественное», сравнивается с огнем, который вечно горит и никогда не угасает. Согласно Новому Завету, на Троицу Святой дух спускается к ученикам в виде языков пламени. К световому аспекту огня относятся также его сигнальная, указующая и путеводная функции. Горящая свеча или факел освещает путь сквозь тьму. Свет маяка указывает морякам путь к безопасной гавани. Предупреждающий сигнал защищает от опасности, а сигнал бедствия может привести своевременную помощь к мореплавателю или заблудившемуся в дебрях путнику. Этот огонь всегда (вообще постоянно) несет в себе призыв, требование. Он хочет быть причиной чего-то и продвигать к тому, чтобы за ним следовали. Когда мы замечаем усиливающийся запах гари или дыма, мы приходим к скрытому очагу, к желанному источнику тепла или туда, где трудится всепожирающий огонь. Это может означать несчастье в результате пожара. В Средние века в наказание за совершенные ими «преступления» и для того, чтобы выжечь и уничтожить всю «грязь» и «греховность», поджигатели, ведьмы и еретики сжигались на кострах. Всепоглощающий огонь мог способствовать также и очищению, искуплению и перерождению, как в христианском преставлении о чистилище, где души очистятся после смерти, в то время как грешники вынуждены будут вечно томиться в огне преисподней.
Огонь как источник света и тепла способствует общности. Существует чувство защищенности и единения (связи), спокойствия и мира, когда люди собираются вместе вокруг пылающего костра. Это имеет защитный эффект: оберегает в ночной степи от нападений диких животных. Согласно верованиям, огонь отгоняет «злых духов», силы тьмы, которые угрожают напасть на нас из темноты, рассеивает страх беспомощности, непредсказуемости и внезапных нападений. Мы можем сравнить этот защищающий и изгоняющий злых духов огонь с чувством глубоко укоренившегося базового доверия. Доверия, которое среди внешних и внутренних угроз и тревог укрывает и прячет в себя, как в материнскую первооснову, как в огненный круг всепоглощающей материнской любви, все живое. Однако этот огненный круг может стать ловушкой, когда побуждающее нас снова и снова проходить сквозь огонь доверие превращается в первобытный страх, который мешает нам рискнуть и продвинуться по направлению к себе через преображающий огонь, через огонь любви. В саге о Нибелунгах колеблющееся пламя, окружающее Брюнхильду, становится из защиты тюрьмой. И только тот, кто обладает силой любви, мужеством и уверенностью, чтобы шагнуть сквозь огонь, может освободить Брюнхильду от ее страхов и одиночества. Зигфрид проходит за ней через этот оборонительный огонь и получает ее в качестве супруги.
Огонь в сновидениях
Огненные аллегории, которые в столь большом количестве представлены в языке, могут, как и огонь в нашей жизни, иметь самые разные значения и часто буквально воплощаются в образах сновидения. Тогда они становятся «понятными» спонтанно, и нет необходимости долго доискиваться их смысла. Тем не менее наряду с общей символикой огня мы должны постоянно учитывать ассоциации и личную ситуацию сновидца и принимать во внимание, что еще в каждом случае мог бы сказать нам огонь. Так, например, для одного горящий дом может указывать на надвигающуюся жизненную катастрофу, для другого – на скрытый «очаг» заболевания, для третьего – на надвигающийся острый конфликт в домашней среде. Для других то же самое событие в сновидении может означать, что в данный момент что-то «сгорает» и необходимо позволить разрушиться старому в жизни, оставить насиженное место и добраться до нового дома с новыми возможностями. Этот смысл имело сновидение 35-тилетней женщины в той фазе ее жизни, кода она созрела для изменений места жительства и профессии. Но ей было невероятно трудно совершить этот скачок из изжившей себя ситуации, представленной в ее сновидении как проживание в старом здании, подобном тому, в котором она жила до сих пор.
Я нахожусь в большом старом многоэтажном доме, про который я знаю, что это мой дом (хотя в действительности я живу в совершенно другом), и я повсюду зажигаю свечи. Я чувствую, что стою перед чем-то важным, что необходимо как-то отпраздновать. Внезапно в гостиной загорается занавеска. И вместо того, чтобы потушить ее, я тихо смотрю, как распространяется огонь. Наконец, я покидаю квартиру, спускаюсь вниз по лестнице, выхожу на улицу и иду до открытого поля за городом. И только здесь, у края свежевспаханной земли, я останавливаюсь и оглядываюсь на город. Зарево костра над моим бывшим домом наполняет меня болезненным прощальным чувством, но вместе с этим – приподнятое ощущение, что я чего-то достигла или через что-то прошла.
В сновидениях огонь может стоять за всем, что «горит в нашей душе» и что касается «горящей проблемы»: теплые чувства, тоска, горячая любовь, пылкая страсть, тлеющая или разгорающаяся ненависть, кипящий гнев или месть, зависть и ревность, нетерпение и жадность, а также горечь, обида, душевная боль, печаль и одиночество, страхи и волнения, чувство вины и раскаяние, которые могут «сжигать» нашу совесть. Огонь в сновидениях может согревать нас и давать нам чувство защищенности и укорененности в обществе. Он может освещать ситуацию или направление, выражать восторг, вдохновение или радость. Огонь может побуждать или предупреждать нас. Так, встающее в сновидении солнце может означать, что после темного периода в жизни наступает просветление и что силы сознания разворачиваются, чтобы высвободить жизненную энергию и привести в движение жизненные процессы. Заходящее солнце может быть выражением того, что сознание затуманено, ориентир потерян или что энергия будет отведена из нашей активной жизни и наше расположение духа омрачится. И тогда можно предположить, что огонь-свет находится у «богов потустороннего мира», в бессознательном, откуда в свое время он сможет снова возродиться. Но очень часто мы, словно Прометей, сами должны отправиться на поиски в преисподнюю и с огромным напряжением, рискуя, вернуть огонь на землю, для того чтобы он снова был доступен нашему переживанию себя.
Извержение вулкана в сновидении может обозначать, что подавленные аффекты готовы взорваться. Особенно долго удерживаемые агрессивные энергии или отколовшиеся части комплекса, с которыми Эго потеряло связь, могут развивать такую силу, что это совершенно неожиданно приводит к взрыву. И тогда достаточно искры, чтобы прорвать весь контроль и все защитные рубежи и затопить Эго, а очень часто также и внешнюю среду, огневым потоком необузданной инстинктивной энергии, могущей разрушить и само Эго, и все его связи. В сновидениях подростков извержение вулкана нередко указывает на прорыв до сих пор не известной, но мощной сексуальной энергии; а в сновидениях людей, находящихся под угрозой распада Эго, – на манифест психического заболевания. Совсем другой смысл имел в сновидении одного молодого человека сильный поток огня, который вырвался из огромного камня, потек к нему и остановился прямо у его ног. Броня внутри него была сломана, и в нем заструились новые жизненные силы.
Горящий в сновидении автомобиль, дом или дерево могут, кроме того, указывать на разрушительную душевную энергию. Сновидение обратит на это наше внимание. Важно исследовать причину пожара и посмотреть, где горит, что горит, из-за чего возник пожар, и спросить себя, для чего он возник, чему способствует, какой смысл может иметь горение и что можно сделать. Например, два автомобиля в сновидении, мчащиеся друг на друга и взрывающиеся, помимо всего прочего могут означать, что наши потребности, аффекты и установки сталкиваются с чем-то во внешнем мире и разгорается конфликт; или что мы по уши влюблены и разрываемся от любви. На интрапсихическом уровне это понимается как то, что внутри нас сталкиваются друг с другом мощные противоположные тенденции, несовместимые друг с другом и тем самым обуславливающие конфликт.
Если в сновидении горит наш собственный автомобиль, мы должны спросить себя, что значит для нас машина. Автомобиль в сновидении может обозначать какую-то часть нашей личности, которую Эго может контролировать, область наших инстинктов и движущих сил, наше стремление к обособленности, самоопределению и независимости; но также и развивающие собственную динамику автономные энергии, которыми Эго больше не может управлять.
Закрытый салон может способствовать глубокому ощущению защиты и безопасности в стремительном движении и в этом смысле также символизировать защищающую матку, в которую мы можем вернуться и почувствовать себя хорошо. На машине мы можем преодолевать большие расстояния, пересекать границы и отправляться к новым рубежам. Но автомобиль также может и ограничивать нас, «запирать», не давать доступа к природе и соблазнять нас «проезжать» вместо того, чтобы проживать.
Для того чтобы понять индивидуальный смысл горящего в сновидении автомобиля, должны приниматься во внимание идеи сновидца касательно места, обстоятельств и персонажей, которые в этом участвуют, а также того места авто, где горит. Это может быть отсек двигателя, ходовая часть или привод[4],салон, в котором управляет Эго[5],закрытый багажник, психологически обозначающий зону нашего личного бессознательного, в котором сложено все подавленное, вытесненное или еще неиспользованное, незнакомое и в котором, возможно, и тлеет конфликт. То же относится и к дому, который горит или в одном месте которого вспыхнул пожар. Это может быть дом родителей, семейное гнездо или незнакомое здание, дворец, церковь, усадьба; дом имеет отношение к соответствующему назревающему, «тлеющему» или открытому конфликту. Помещения этого дома могут символизировать различные части нашей личности или даже соответствующие области тела. Если огонь вспыхнул на крыше, то ясности сознания могут угрожать заряженные (букв. нем.: «полыхающие») эмоции, спутанные фантазии или сверхзначимые идеи, или в нашей памяти снова начинают болезненно ныть («жечь») старые раны, забытая непроработанная вина или обязательства. Огонь в гостиной может означать конфликт чувств, ощущений, например во взаимодействии сил Эго или в межличностных отношениях; в спальне – собственную или относящуюся к партнеру сексуальную проблему; в кухне – оральный конфликт, нарушения в «переваривании» душевных проблем или проблемы в области женского, материнского. Огонь в подвале может указывать на конфликт вырывающихся из бессознательного влечений или на нечто «горючее» в памяти, в личном бессознательном. Дом построен руками человека и поэтому скорее соответствует нашей индивидуальной истории, какую мы прожили через влияние и воспитание наших родителей и окружения, а также через личную работу по развитию нашей индивидуальности.
А с деревом мы больше связываем изначальные рост и созревание, естественное индивидуальное развитие, следующее своему собственному закону постоянное изменение, подобное природному ритму времен года. Так же как дерево расцветает, плодоносит, а затем снова освобождается от плодов, роняет листья, впадает в подобную смерти зимнюю спячку, а весной снова распускается, растет и наращивает годовые кольца, так и мы от фазы к фазе растем и наращиваем «кольца зрелости». Когда сгорает дом, то на руинах можно возвести новое здание. Но если огнем охвачено дерево, это поражает его до самых глубин, и сожженное не вырастет снова. Оно хотело бы выжить и выпустить новые ветви, но останется помеченным и искалеченным.
Поэтому горящее в сновидении дерево может означать серьезную угрозу для нашего естественного психологического развития. Если горит крона дерева, то в острой опасности находится область нашего ума (головы), место, где, словно птицы, гнездятся и вылупляются наши фантазии, наше творческое вдохновение. Исчезает защитная и укрывающая функция дерева. Могучий ствол соединяет крону, простирающуюся к небу, с корнями, которые проникают глубоко в землю. В своем стремлении ввысь он имеет и мужское, фаллическое, и окутывающее, защищающее, материнское значение. Рождение из дерева – древний мифологический мотив. Если огонь нападает на ствол, это может указывать на что-то, что угрожает нашему самообладанию, нарушаются наши защитные границы, истощается стремление к большему развитию и индивидуации и прерывается поток жизненной силы. Древо жизни становится деревом смерти, ствол превращается в гроб, а в глубине отмирают корни. Но горящее в сновидении дерево не всегда означает несчастье. Так, в Австралии есть дерево, семена которого могут прорастать только тогда, когда дерево полностью выгорело, и тогда, если личность достаточно сильна, чтобы это выдержать, внутренний огонь может вызвать тайный процесс трансформации. Женщина увидела во сне, как из одного конца горящего древесного ствола, лежащего на земле, медленно появилась голова мужчины, а его тело в этот момент еще было стволом. Оно поняла это событие как «рождение своего внутреннего мужчины из огненной матки горящего ствола». Другой опыт переживания горящего дерева был в сновидении у мужчины, в котором он увидел дерево посреди поляны, из ствола и ветвей которого вырывалось яркое пламя, но оно не обжигало. Глубоко охваченный происходящим, он вдруг ощутил это огненное дерево в себе самом, чувствовал себя сияющим и просветленным этим огненным светом до самых кончиков пальцев. Для него это было «переживанием Рождества», воплощением внутреннего опыта огней, символом возрождения нового света из тьмы (см. Hark, 2004).
В следующей части статьи будут более подробно обсуждаться некоторые «огненные» сновидения в их связи с биографическим контекстом каждого сновидца, включая общее понимание проявляющихся символов, и для этого я наряду с их личными ассоциациями буду учитывать и автобиографические события, которые представляются мне необходимыми для понимания сна. Только один сон, про «плавильную печь», возник в процессе терапии. Остальные были рассказаны или написаны, когда я снова и снова выражала намерение работать над символикой огня в сновидениях. Каждое сновидение подробно разобрано с его автором в течение одной иди нескольких встреч с целью толкования их, учитывая индивидуальный фон.
В связанных с огнем сновидениях, которые возникают в процессе терапии, огонь может быть понят не только как «горячая проблема» в повседневной жизни сновидца, но также как активизация бессознательного процесса, как «подогрев» в аналитических отношениях с терапевтом. «Подогрев» может ощущаться как любовь или, напротив, ненависть к нему (терапевту), но в действительности часто имеет отношение к значимому лицу сновидца, которое снова переживается в аналитике. Осознание и проработка этого переноса в соответствующее время дает возможность по-новому строить отношения с реальными значимыми лицами.
В этом месте я хотела бы сердечно поблагодарить всех, кто предоставил в мое распоряжение связанные с огнем сны и тем самым на примерах дал возможность прояснить индивидуальные и коллективные значения огня в сновидении.
Праогонь: огонь как жизненная энергия
Следующие два сновидения рассказала мне 42-летняя знакомая, теолог, услышав о моем намерении писать об огне.
С большим трудом мне и нескольким коллегам удается сначала на автомобиле, а затем пешком взобраться на вершину высокой горы, там находится церковь. Когда я узнаю, что в ней должно состояться богослужение воскресной школы, я очень разочарована и чувствую отвращение перед необходимостью в нем участвовать. Я выхожу и пытаюсь спуститься с противоположной стороны горы. Но она настолько крутая и гладкая, что я в моих туфлях скольжу и боюсь свалиться. Я снимаю их, чтобы лучше чувствовать землю голыми стопами и иметь опору. После крутого спуска я оказываюсь на большой мощеной площади и пробую сориентироваться в незнакомом месте. Ко мне подходят двое, темнокожий мужчина и прекрасная темнокожая стройная женщина, и они обращают внимание на мои босые ступни. Я совершенно забыла про туфли и даже не заметила, что босая. Но я должна непременно найти их. В поисках туфель я обнаруживаю пещеру – это вход внутрь возвышающейся прямо передо мной горы. Через лабиринт очень узких и низких проходов я пробираюсь все глубже вперед, пока они не становятся шире и я не оказываюсь в большой пещере в центре горы, где замечаю нескольких чем-то занятых темнокожих. Пока я осматриваюсь в поисках туфель, ко мне из глубины пещеры подходит богато одетый крупный темнокожий, «князь подземного мира», в сопровождении двоих, которых я уже встречала снаружи горы, и спрашивает меня, что я ищу здесь, внизу. «Мои туфли, которые я потеряла», – отвечаю я, и он любезно позволяет мне осмотреться в поисках обуви. Пока я ищу, внезапно обнаруживаю позади невысокой земляной стены огромный, вырывающийся прямо из земли красный огонь. Вокруг него чернокожие люди, они заняты тем, что контролируют огонь, поддерживают пламя горящим и следят, чтобы оно согревало нижний и верхний миры своей энергией. Без этого огня жизнь на земле погибла бы. Глубоко взволнованная, я обхожу огонь один раз и возвращаюсь назад, в верхний мир, через ставшие шире пещерные коридоры. Добравшись туда, с удивлением обнаруживаю, что на мне снова мои туфли.
Сновидица, многие годы добросовестно и с радостью выполнявшая свою пастырскую работу, будучи в этом полностью успешной, должна была исследовать это без опоры на свою профессиональную идентичность, на отношения с институтом Церкви и свою роль в этом как женщины, исследовать без каких-либо сомнений. Она считала так: «Я была непоколебима в своей детской вере в Бога-отца, в своем отношении к Матери-церкви, едина с тем, что я узнала, пока я жила, и я передавала это дальше. Но с некоторого времени я чувствовала необъяснимое беспокойство и напряжение. Во время проповеди ничего нового не приходило мне в голову. Я увеличила свои внешние усилия, но внутренний источник оскудел. Я стала неуверенной, постоянно сомневалась в себе и поняла, что неудержимо соскальзываю в кризис». В это время она и увидела сон, в котором был праогонь.
В нашем общем исследовании смысла сновидения мы чувствовали себя напряженными внутри событий и позволили этим внутренним движениям направлять нас. Что значил для сновидицы трудный подъем в гору к церкви, в которой, к ее разочарованию, должна была состояться «только» воскресная служба? Здесь ей пришла ассоциация про ее детскую веру в Небесного отца, и к ней она смогла продвинуться лишь с большим трудом, с нарастающим сопротивлением и неприятием. Она выросла в пасторском доме, была тесно связана со своим отцом, доверяла и полностью разделяла религиозные убеждения своего родительского дома, и для нее было совершенно естественно последовать по стопам отца и самой стать пастором. Она сказала: «Церковь стала для меня Великой матерью, расширенной семьей. Любовь к Богу была для меня такой же естественной и безмятежной, как любовь к моему отцу, вплоть до этого затянувшегося кризиса, в котором я оказалась так глубоко и без возможности что-либо объяснить себе». Только благодаря сновидению она смогла осознать, что «ее церковь больше не стоит в деревне», в центре ее жизни, а незаметно переместилась вдаль и ввысь. Она догадывалась, что депрессия может иметь отношение к начинающемуся распаду старого образа Бога, к безжизненности унаследованных религиозных ценностей, символов и догм и к нарастающему ощущению небезопасности в церкви. Наряду с этим она чувствовала, что с отчуждения от Бога-отца и Матери-церкви начался процесс отделения от отца и матери, и в соответствии с освобождением от собственных родителей все больше отдаляется надежная церковь ее детства. Она переросла свое младенчество (букв. нем: «выросла из своих детских туфель»). Но в сновидении она сначала заметила это через свое недовольство и сопротивление перед воскресной службой. Эта внезапно появившаяся агрессия сначала помогла ей отступить от детских привязанностей и сделать собственный шаг в неизвестное. В сновидении этот отказ сопровождал опасный спуск с обратной стороны горы. Она начинает терять опору и соскальзывать в своих хорошо проверенных, приспособленных для путешествий туфлях. Если она хочет спуститься невредимой, она должна снять туфли и установить непосредственный контакт с землей.
Подходящая, подогнанная по ноге обувь дает нам надежную опору, защиту и позволяет без травм преодолевать трудный путь. Символически обувь может обозначать наши привычные, адаптированные к внешней среде повседневные механизмы защиты и выживания, нашу устойчивость, уравновешенность, наш способ контакта с реальностью и осмысления ее. Разуться в сновидении, чтобы остаться целым при крутом спуске, означает для сновидицы необходимую жертву ее привычной адаптационной и ситуационной стратегии, безопасного положения и прежней идентичности. Это потребовало нового способа думать, «без сетей», без защиты своей прежней веры, и здесь ее доверие подвергается трудному испытанию. В такой момент может быть чувство смертельной усталости, ощущение, что мы замотаны до предела. Сновидица может полагаться только на некое «шестое чувство»[6], свой природный инстинкт. Она должна выпустить себя нагой и уязвимой, как животное, в «каменистую» реальность, для того чтобы почувствовать лучшую связь с землей, почвой и сохранить равновесие. Наша обувь должна быть приспособлена к такому состоянию, иначе мы рискуем получить повреждения и не пройти препятствия.
Опасный спуск в сновидении напоминает о древних ритуалах инициации в примитивных культурах как переходе от привычного способа бытия к новому, от одной жизненной фазы к следующей, как в пубертате или переходных ситуациях, когда необходимо совершить шаг от коллективного к индивидуальному. Он напоминает о тайных обрядах в необычных «священных» местах, где «разуться» означает выразить почтение и преданность Божественному. Выразительность сновидения и ощущение необычайности позволяют предположить, что сновидица находится на пути подобной инициации. Движимая внутренним импульсом, она оставляет привычный уровень сознания и позволяет событиям (сновидения) провести себя в темное царство бессознательной психики. Таким образом, после трудного и опасного спуска в незнакомой местности она сталкивается с темнокожей парой. Это заставляет ее осознать, что она идет босиком и ей срочно нужны туфли. В ассоциациях про темнокожих у сновидицы спонтанно возникло слово «язычник»; это тот, кто не верит в христианского Бога-отца, живет «во мраке», все еще находится во власти магического и укоренен в своем племени. Язычник представлял для нее «не спасшегося теневого брата» Христа, на которого едва ли может быть обращена наша любовь и которого сама она презирала и боялась из-за его «примитивности и непредсказуемой импульсивности»: «Не хотела бы я встретить его в темноте».
Сновидицу удивило то, что пара в сновидении предстала перед ней совсем иначе. Она была очарована высокой, стройной красавицей-негритянкой с эротической харизмой. В сравнении с ними она сама показалась себе бедной и бледной. Она подозревала, что эта черная женщина могла бы быть теневым аспектом ее самой, «теневой сестрой», которую она слишком мало замечала в жизни, которая была отвергнута; пока сновидение бережно не приблизило его – так же как и чернокожего мужчину как темную маскулинную часть, которой она опасалась. В сновидческой реальности оба эти персонифицированных аспекта связаны гармоничным образом, внимательны и открыты третьей по-другому, нежели «примитивно». Они входят в контакт со сновидческим Эго, указывая на отсутствующую обувь как на «дефицит», недостаток, тем самым вызывая в сновидице некий импульс, приводящий к невероятному приключению в поисках туфель. Как необходимо было отказаться от привычной обуви и защитных механизмов, от сознательного отношения и безопасного положения во время крутого спуска с горы, так важно и теперь суметь использовать этот глубинный опыт в обычной жизни для дальнейшего движения.
В психологическом смысле пара в сновидении может отвечать за темное изначальное инстинктивное знание сновидицы, за то, что должно быть и хочет прорасти, за новую жизненность, витальность, источник которой скрыт глубоко в бессознательном, за целеустремленность, которая исходит не из сознательной воли, а также за первичное естественное стремление к индивидуации в гораздо более целостном контексте.
Следуя непреодолимому импульсу, с большим усилием сновидица протискивается сквозь узкие ходы-лабиринты вглубь горы, в большую, подобную храму или святилищу пещеру. Она переживает это прохождение как «возвращение через запутанные родовые пути в лоно Великой матери-земли», как «спуск в мрачное царство теней». Это путешествие в глубину отсылает к греческому мифу о Персефоне, которая на протяжении зимних месяцев оставалась супругой бога смерти Гадеса в подземном мире. С ее исчезновением умирает жизнь в верхнем мире, однако с ее возвращением весной все вновь расцветает. В этом мифе отражается естественный ритм времен года, смена роста, исчезновения и возрождения, в более широком смысле переживание восходящего и заходящего солнца, растущей и вновь убывающей луны. Мы переживаем эти ритмы ежедневно, когда спящими погружаемся в темноту по ту сторону бессознательного и снова пробуждаемся утром. И так же во время наших душевных подъемов и спадов есть фазы, в которых мы черпаем богатства, и такие, в которых наша энергия иссякает и мы чувствуем себя словно впотьмах, отрезанными от жизни. Мы можем переживать такие периоды как «маленькую смерть» на пути к нашей настоящей смерти.
Однако сновидение показывает нам, что в глубине земли, в подземном царстве теней, существует нечто, что для сновидицы «на земле», то есть в сознательном состоянии, не было ощутимым и видимым. Здесь, внутри горы, она встречает богато одетую высокородную фигуру, «князя подземного мира»; следуя своей цели, она спрашивает его о туфлях и получает разрешение оглядеться вокруг в поисках обуви. Так как она была знакома с греческой мифологией, ее ассоциацией к этой фигуре был бог Гадес, властитель подземного мира и брат небесного бога-отца Зевса. На символическом уровне эта фигура «князя подземного мира» может воплощать находящийся в тени, отщепленный аспект христианского Бога-отца, темную сторону Христа, которая спущена вниз, в «царство смерти», и является правителем этого царства вне нашего сознательного мира. На эту идею сновидицу натолкнули слова из псалма 138: «Куда пойду от Духа твоего и от лица Твоего куда убегу? – Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в Преисподнюю – и там Ты». Осознание этого стало для сновидицы экзистенциальным переживанием, и благодаря ему она смогла перекинуть мост между своим теологическим пониманием, старым представлением о Боге и пока еще непривычным глубинным переживанием, в которое ее провело сновидение.
Этот мост между «верхом» и «низом», между «здесь» и «там»[7],трансцендентная функция символически представлена фигурой чернокожего мужчины, который указал на отсутствующие туфли, сделал этот недостаток осознанным, навел на след и снова появился только внутри горы в свите князя. Эта темная фигура, которую психологически мы можем понимать как бессознательную маскулинную часть души, как внутреннюю фигуру Анимуса, является посредником на границе между верхним, духовным, отцовским миром и материнским, земным, проводником души в бессознательное. Подобно греческому Гермесу, тайному «вдохновителю» и инициатору, он способствует встрече сновидческого Эго и «князя подземного мира», который поощряет сновидицу беспрепятственно продолжать на глубине свои поиски. И в этих поисках она в конце концов достигает истинной цели своего пути – в центре земли она находит материнский праогонь.
Этот ошеломляющее переживание огня во сне стало для сновидицы неизгладимым[8] религиозным опытом. Она прикоснулась к источнику всей творческой энергии в непосредственной близости от огненного праисточника, из которого возрождается и питается все сущее, которым оно согревается, освещается и поддерживается. Она изведала этот нижний огонь как пламя Эроса и как материнский духовный огонь в сравнении с верхним мужским, «солнечным». В снах каждый из этих источников пламени может стать религиозным переживанием, и вовсе не всегда они, как в данном сновидении, должны быть обозначены как «великий женский» или «мужской» огонь. Темнокожие, оберегающие праогонь в недрах земли, по ассоциации с их темно-коричневым цветом кожи действуют подобно сынам Матери-земли, а функционально – как слуги и священнослужители вечно горящего в глубине материнского огня, с которым как некий первосвященник, возможно, состоит в отношениях и «князь подземного мира». В присутствии жрецов огня перед сновидицей внезапно возникло «свечение». До этого она воспринимала себя как священника, пастыря для своих собратьев, активно участвуя в социальной сфере. При этом ей пришел на ум образ креста, на котором, как она считала, горизонтальная линия могла соответствовать ее профессиональной сфере, а вертикальная – ее отношениям с Отцом небесным и ее деятельности как проповедника. Мера глубины, раскрывшаяся ей теперь в сновидении, до сих пор оставалась для нее закрытой. Она начала понимать, что недостаточно только служить людям во имя Господа и направлять их на этом пути, но и она сама должна спуститься в глубины своего бессознательного, обнаружить там живой трепещущий праогонь и служить ему, вновь и вновь поджигать от него свой жизненный факел, чтобы затем нести свет и тепло своим собратьям. Исполненная благоговения, словно совершая обряд, сновидица обходит вокруг огня, выражая преданность, полная чувства, интериоризируя происходящее, и потом отправляется обратно, в повседневную реальность. В этом возвращении из подземного мира в земной очень важно не застрять околдованным и завороженным в теневом мире, так как это может привести к серьезной угрозе умственного расстройства или распаду Эго. Опыт, который мы можем получить в и с бессознательным, насколько это возможно, должен быть интегрирован в наше сознание и прожит там. Это и могли символизировать туфли, которые с удивлением обнаружила на ногах сновидица, выходя из горной пещеры. Это были ее обычные повседневные туфли, но она сама после этого перехода чувствовала себя обновленной, как если бы родилась заново, и могла дышать полной грудью и ощущала в себе новые возможности.
Кузнечный огонь: огонь как символ трансформации
Спустя полгода у этой же сновидицы был следующий сон.
Я бреду зимой по широкой, пустынной заснеженной местности в восточном направлении и внезапно прихожу к древнему кладбищу с пострадавшими от ветра надгробиями. Я медленно иду по кладбищу к холму с овальным проемом. Я вхожу внутрь и спускаюсь вниз через подземный ход к огромной пещере. Оглядываюсь и обнаруживаю в дальнем левом углу большой каменный алтарь, на котором полыхает высокое желто-красное пламя. На краю алтаря лежат инструменты, исходя из этого я решаю, что пещера – это древняя кузница. Я приближаюсь к алтарю, стою там, глубоко тронутая происходящим, оглядываюсь вокруг, но не могу обнаружить ни одного живого существа. Поскольку я не могу ничего узнать, то возвращаюсь через пещерный ход назад, на кладбище. Сейчас там находится высокая статная светловолосая женщина в длинном черном одеянии, она движется между надгробиями, положив одну руку себе на лоб, задумчиво оглядываясь, словно едва очнулась от глубоко сна и должна прежде всего осмотреться. Молча я прохожу мимо, чтобы не мешать ей, и натыкаюсь в темноте на перекресток в форме звезды, при этом я держу в руках глиняную вазу с белыми, переходящими в нежный розовый цвет розами. Я продолжаю путь налево и встречаюсь с моей дочерью. Рассказываю ей свой сон о кузнице в пещере. К обоюдному удивлению, она видела точно такой же сон, только вдобавок рядом с алтарем находился большой бурый медведь. Потом я снова нахожусь в пещере и теперь обнаруживаю большого медведя, стоящего справа от алтаря. Мы долго глядим друг на друга, и я чувствую его мощную харизму. Я думаю: «Так вот что за таинственная сила в этом кузнечном цеху!».
Здесь сновидица странствует через «широкую безлюдную, покрытую снегом зимнюю местность в восточном направлении». После приподнятого ощущения, которое возникло у нее в переживании праогня в предыдущем сновидении, она провалилась в депрессию, попав в глубокий кризис веры и идентификации и полностью потеряв ориентиры: «Бог, которому я доверяла, не отвечает мне больше, и я чувствую себя покинутой им во мраке, совершенно одинокой среди людей». Все живое в ней было слово похоронено под снежным покровом, под белым «саваном». Ее энергии были в тупике, а чувства оцепенели. Зима означает умирание и одновременно – инкубационный период, в котором будет вынашиваться и восстанавливаться жизнь, чтобы заново взойти и прорасти зимой. Странствие через безлюдную зимнюю местность мифологически соответствует «путешествию героя по ночному морю», а в природе[9] – темной фазе Луны или ночному времени солнечного цикла, когда ее свет скрыт от нас и тепло не доходит до нас. Когда Солнце всходит на востоке, из ночи рождается новый день. Так движение на восток в сновидении намекает на пасхальный процесс умирания и воскрешения[10], на новый свет, который еще не может обнаружить объятая мраком сновидица. Она еще не достигла дна.
Посреди снежной пустыни она добирается до древнего кладбища с высокими обветренными надгробиями. Кладбище – это место мертвых, всего того, что было живым, а теперь возвратилось в лоно матери-земли, выражаясь психологически – того, что снова погружено глубоко в бессознательное. Это могут быть какие-то качества, которые «присмирели», отдыхают или исчерпаны; или по-прежнему эффективные, но вытесненные или отщепленные от сознательной жизни. Они не находятся больше в распоряжении Эго, отсутствуют в нем и ведут собственную тревожную жизнь в бессознательном, словно блуждающие духи мертвых или беспокойные привидения в народных поверьях. Другой аспект состоит в том, что то, что представляется нашему сознанию «умершим», погружается в бессознательное, чтобы подвергнуться там трансформации. Могила, гроб и урна являются закрытыми сосудами, символами укрывающего, оберегающего чрева «матери-смерти», куда возвращается все живое в природе, в котором разлагается, чтобы в подходящее время снова возродиться в новой форме. Тогда эти сосуды смерти являются сосудами трансформации, в которых может совершаться процесс перерождения.
Пострадавшие от ветра надгробия указывают на что-то, что умерло и уже давно похоронено, что для сновидицы не имеет индивидуального значения, кроме того, должно быть вытеснено из сознания, но еще втайне живо; камни в своей твердости и неизменности являются символически чем-то нетленным, переживающим само время. В надгробиях должна сохраняться личность и память об умерших. Это как пограничные камни между миром живых и миром мертвых, видимая связь. Они показывают спуск в подземный мир, символически говорят о последнем пристанище всего того, что когда-то было живо для нас и с чем мы, если это для нас важно, можем входить здесь в контакт. Чтобы понять, что умерло, сновидица сначала должна спуститься в преисподнюю, в глубину могилы. Здесь она не встречает, как в предыдущем сновидении, вырывающийся из глубин земли праогонь, а видит пылающий кузнечный огонь на каменном алтаре, на краю которого лежат лишь инструменты. Здесь камень используется как алтарь, на котором почти во всех религиях совершаются жертвоприношения и другие сакральные таинства. Что куется в этой кузнице и кто выполняет эту работу, остается для сновидицы неизвестным.
Таким образом, мы можем продвинуться к ассоциациям о кузнечном огне спонтанно и предположить, что динамика и преобразующая сила огня сама является таинственным «кузнецом», действующим в бессознательном. В кузнечном огне материя нагреется, расплавится, приобретет новую форму и затвердеет. В огне элементы отделятся друг от друга, разложатся на составные части и затем могут снова слиться (сплавиться) друг с другом. Огонь имеет очищающее воздействие, удаляет все лишнее и сводит к сущности, неизменности, постоянству. Связанный огонь – это созидательная, преобразующая энергию сила, обеспечивающая переход от одной формы к другой, и там, где это произошло, старое может видоизменяться и обновляться, а духовные силы снова могут пробудиться от глубокого сна. Сама по себе ковка является очень болезненным процессом. Вначале сновидица переживала это как охлаждение, оцепенение и опустошение своих чувств, своей способности к ощущениям, чувствуя себя словно «посреди зимы». В то же время она мучительно страдала от своего положения, погрузилась в себя, чувствовала свою оставленность Богом, свое одиночество и скорбь по утерянному как горящий внутри огонь, как «точку кипения» в глубине своего бессознательного. Без сновидения она бы не узнала, что произошло на самом деле. Оно показало ей, что вслед за потерей энергии она встала на путь в незнакомое царство своей души, где совершались пока еще не идентифицированные сознанием, но ощутимо болезненные процессы жертвоприношения, обновления и перековки.
Фантазируя о том, что тут могло быть принесено в жертву на алтаре, то есть перековано, сновидица вспомнила о давнишней мечте, своих детских представлениях о Боге, ставших теперь бесполезными, своем желании быть защищенной верой, соответствовать общепринятому мнению и быть хорошо устроенной в значимой для нее группе единомышленников. Уже в следующей сцене, идя по кладбищу, она смутно почувствовала, что процесс горения может касаться чего-то, связанного с ее женственностью, которая должна была соответствовать однобоко усвоенным патриархальным нормам и ценностям, зависела от них и обращала внимание на теневые аспекты лишь тогда, когда не совсем их презирала. Встреча с огнем в погребальной пещере стала для сновидицы страстным переживанием: «Вдруг огонь перекинулся на меня, захватил мою душу, поглотил боль, осветил мой мрак и обогрел меня подобно пылающему потоку. То, что я была не полностью мертва, как я уже подумала, а что процесс перековки идет во мне полным ходом, – это все наполнило меня неописуемым счастьем, уверенностью в том, что это хорошо, что-то происходит, и страстным желанием нового опыта, более глубоко знания того, что именно происходит во мне».
С этим ощущением, пройдя сквозь огонь и чувствуя себя обновленной, сновидица возвращается через подземный ход обратно, на кладбище, и видит тут одетую в черное, немного дезориентированную женщину, от которой у нее возникло ощущение, что она только что была поднята из могильной глубины и разбужена для новой жизни. Только теперь она понимает, что умерло в ее сознании и было погружено в теневое царство ее бессознательного, а теперь снова всплывает в сознании. Это часть ее женской сути, к которой она потеряла или никогда не имела доступа, без которой она не стала бы осознанной. Только огонь страданий по неизвестному давал этой бессознательной части столько энергии, чтобы она могла стать осознаваемой и в дальнейшем интегрированной в жизнь. В разговоре сновидице пришла еще одна мысль, которая выходила за границы личностного значения ее переживания. В протестантской теологии женское не нашло надлежащего места рядом с мужским триединством Отца, Сына и Святого духа, как Мария в католической церкви. Это недостающее отношение к великой женственности она увидела сейчас как огромное «обеднение» в своей религиозной жизни, а свою евангелистскую веру в абсолютное мужское триединство – просто как «предательство» Женщины и Праматери.
Так сновидение, которое она пока еще не осознала в реальности, смогло стать для сновидицы путем, на который она вступает, опережая многих мужчин и женщин, отрезанных от своего внутреннего мира и от своей феминности; путем, целью которого является возрождение и интеграция этих жизненных возможностей и в конечном смысле связь на разных уровнях как равноценных маскулинных и феминных аспектов. Кажется, что на это указывает следующий образ в сновидении. Сновидица стоит на перекрестке в форме звезды и держит в руках глиняную вазу с белыми, переходящими в нежный розовый цвет розами. Когда она изобразила перекресток, возник образ радиально организованной мандалы, по Юнгу – символ целостности сознания и бессознательного, который возникает в сновидении прежде всего тогда, когда должно быть восстановлено нарушенное в конфликте равновесие или получена новая форма его выражения. В этой мандале выражены оба аспекта: организующий, уравновешивающий центр, в котором находится сновидица, и шесть возможностей (путей, то есть лучей), которые перед ней открываются. Какую бы позицию она ни предпочла занять, в любом случае всегда три дороги ведут вперед и три – назад; и все шесть – обратно к центру.
В целом символика числа три среди прочего может указывать на динамическое, творческое развитие и, следовательно, иметь непосредственное отношение к дороге, пути. Шесть здесь дважды включает в себя три возможности пути и символически может отвечать за соединение противоположных аспектов и направлений, за продвижение к ясности, к большему осознанию, но также и за возврат к неизведанному бессознательному, за доступ к внутренним мужским и женским частям, за воссоединение Инь и Ян, древних китайских символов мужского и женского, в их непосредственной связи друг с другом.
Давайте еще раз возьмем ассоциацию сновидицы о триединстве Бога в христианстве и о том, что в этом образе она переживала как некий дефект. В этом случае три дороги, ведущие вперед, к осознанности, могли бы соответствовать мужской троице, а три пути перекрестка, ведущие назад, к бессознательному – женскому триединству, как мы знаем из древних мифов.
В мифах сконцентрирован тот первобытный, «дочеловеческий» опыт, который был значительным и близким к сознанию в определенные эпохи, а в иное время он накладывается на новый и опять погружается в коллективное бессознательное, не потеряв при этом своего потенциала. Такое представление о триединстве богини мы можем, например, видеть в греческой мифологии: Персефона – юная богиня весны, Деметра – зрелая богиня любви и мать Геката – темная богиня смерти. Все три персонификации представляют собой три аспекта великого женского божества и переживаемых сущностей, в которых они могут быть узнаны. На перекрестке шести направлений оба представления о триединстве, христианский и древний мифологический, по-видимому, могут дополнять друг друга и соотноситься друг с другом. Оба исходят из единого центра и снова возвращаются в него.
Мы еще посмотрим, что в действительности представляют для сновидицы эти различные части феминного, которые встретились в ее сновидении. Итак, она находится в точке пересечения возможностей и держит в руках глиняную вазу с белыми цветами. Глиняная ваза напоминает урну, в которой хранится прах умершего и которая будет предана земле. Как перед этим сновидица вышла из могильного кургана и находящаяся на кладбище проснувшаяся для жизни мертвая женщина поднялась из могилы, так открыта сейчас и урна – сосуд, в который помещена смерть. Из него, как будто из праха, растут прекрасные белые розы – архетипический образ воскрешения, подобный мифологическому Фениксу, который снова восстает из пепла.
Трижды в сновидении подчеркивается готовность к перерождению, воскрешению, которая обозначается и в нежно-розовой окраске белых «мертвых» цветов, как будто мертвенная бледность медленно превращается в живую кровь, в либидо. У древних греков роза соотносилась с богиней любви Афродитой, у древних египтян считалась признаком выздоровления, а в Средневековье роза была символом Богоматери и небесной любви. Букет роз в сновидении может означать расцвет и работу чувственной, эротической любви, которая проходит также и через духовность, чтобы сделать сновидицу по-новому восприимчивой к тому, что хочет в ней появиться. В структуре ее мандалы роза соответствует перекрестку в форме звезды. В то время как она (мандала) представляет собой, скорее, набросок к целостности, роза намекает на уже существующую, сложившуюся вероятную целостность. Дорога туда может быть, однако, очень тернистой, болезненной и вести через новые психологические смерти.
Последняя часть сновидения включает также два мотива «ходьбы в могильной пещере». Это оказывается особенно важным для сновидицы, прежде всего потому, что в первый раз она не увидела у алтаря-кузницы большого стоящего в полный рост медведя. Она обратила на это внимание только из-за дочери, в сновидении которой встретился точно такой же медведь. Любопытно, что, спустившись еще раз в склеп, на этот раз сновидица увидела стоящего у алтаря медведя. Она смотрит ему в глаза, и когда она долго смотрит на него, то испытывает мощное воздействие, исходящие от медведя. Она думает: «Так вот что за таинственная сила действует в этой кузнице!» В этой сцене присутствуют и дочь сновидицы, и медведь, которого она видит, как нечто женское, большую медведицу. Добавим к этому очнувшуюся от смерти одетую в черное женщину на кладбище, и тогда у нас получается три феминных ипостаси, которые мы можем интерпретировать как аспекты души сновидицы: дочь как юную феминность, прорастающую в ней; ожившую взрослую зрелую женщину и большую медведицу в пещере. С медведицей сновидица связала прежде всего коричневый цвет земли, теплый уютный мех, с которым у нее ассоциировалось чувство необыкновенного материнского тепла, безопасности и защиты. Она боялась и вместе с тем восхищалась темной, дикой, инстинктивной природой этого животного.
Следующей ассоциацией была зимняя спячка, в которую ежегодно впадает живущий в пещерах медведь. Она увидела в этом параллель с «зимним чувством» на заснеженной местности в начале сновидения и при спуске в пещеру, где во второй раз встретила медведицу. В мифологических представлениях греков богиня охоты и смерти Артемида в более ранние времена выступала в образе медведя, а позже – как повелительница животного мира, которую сопровождал медведь. Собрав воедино эти идеи, мы можем увидеть, что психологически медведица представляет темную сторону феминности в ее зловещей, эмоциональной, инстинктивной, животной сущности, которая, будучи необузданной и «голодной», или, как говорится, неадекватно накормленной, превращается в хищного зверя, который может разрывать и пожирать Эго. Это ее хаотичная, смертоносная сторона. Но если мы достаточно уважительны и внимательны, темная феминная звериная сущность может стать теплой, защищающей и оберегающей матерью, привносящей в нашу жизнь базовое доверие, позволяющее нам рискнуть и отправиться в опасный путь в глубину бессознательного. Известно, что древние шаманы в обрядах посвящения отправлялись в уединенное место в какие-нибудь дебри, чтобы повстречаться в видениях со своим животным. Если, к примеру, появлялся образ медведя, то медведь и становился тем защищающим духом, с чьей силой они себя идентифицировали. Медведь становился так называемым магистром посвящения, который в образе зверя воплощал для них Божественное. Затем это сопровождало шамана во время его инициации в подземный мир и передавало ему выходящий за пределы религиозный опыт, открывало путь к сокровенному знанию, к новым духовным силам. Так как он осваивал это самостоятельно, то становился целителем, тем, кто благодаря своему опыту хорошо разбирается в потустороннем и способен сопровождать нуждающихся в преисподнюю на пути поиска их «потерянных прошлых душ» (ср.: Harner, 1982).
У сновидицы было чувство, что с потерей детской веры ее связь с Богом и собственной сутью прервана, что в сновидении она словно в поиске своей «потерянной души» и новой, более глубокой веры и доверия к Богу. Ее очень удивило, что она встретила на этом пути разнообразные женские образы, прежде всего большую медведицу – «магистра посвящения» и госпожу кузнечного огня. Должна ли всеобъемлющая вера в Бога включать в себя и этот, феминный, аспект? Эта мысль была для сновидицы новой и вызывала недоумение (см.: Riedel, 1983).
В сновидении присутствует дочь, которая устанавливает связь с большой медведицей. В связи с этим мы понимаем дочь как ее собственную юную развивающуюся женственность, которая ближе к происходящему в бессознательном и берет на себя связующую функцию. Именно она может содействовать возобновлению живой связи с первоосновой феминного и материнского (см.: Brinton-Perera, 1985).
Благодаря этому сновидческому переживанию, продолжающему работать в ней, сновидица убедилась, что ее вера, включая узнанное бессознательное, глубока и жива – больше, чем она сама могла принять, и это может стать образным и доступным в сновидениях. Она осталась на этом начавшемся пути в неизведанное, все больше и больше доверяя своему внутреннему руководству, которое она уже не воспринимала как противоречащее религиозным установкам. Со временем она приобрела новое понимание себя как женщины и пастора и всей своей личности в целом.
В плавильной печи: огонь как связующая сила
Следующий сон приснился находящемуся в глубоком кризисе 37-летнему мужчине во время анализа. Речь идет о встрече сновидческого Эго с огнем, о сближении и сильной охваченности его сверкающей мощью, такой, что молодой человек даже попал в огонь, чтобы узнать о процессе переплавки.
В фойе большого здания я вижу дверь с табличкой «Служебный вход!». Несмотря на запрет, я открываю дверь и захожу в темное помещение, в середине которого несколько человек с профессором стоят вокруг большой печи. Вдоль стен длинные столы, на которых лежат отдельные части тела, расчлененные руки, ноги, куски туловища и отдельные внутренности. Все части, как ни странно, бескровные и выглядят свежими и теплыми. Царит умиротворяющая тишина. Кажется, что под руководством профессора здесь происходит что-то очень таинственное. Когда он через некоторое время покидает комнату, я подхожу к печи и открываю дверцу. В жаре пламени я вижу, как на задней части засунутого внутрь противня медленно поднимает голову молодой мужчина, завернутый в белые одежды, он как будто бы только что пришел в себя. На передней половине противня находятся тщательно разобранные части тела. Внезапно я осознаю, что здесь полным ходом идет процесс трансформации. Разобранные до сих пор части тела должны снова соединиться в печном пламени в нового человека. Я знаю, что нельзя нарушать этот процесс, и поэтому быстро закрываю дверцу печи.
Такой сон является лучом света в темноте кризиса, неожиданным переживанием среди хаоса чувств, внезапно озаряющим внутренний процесс как для сновидца, так и для терапевта. При пробуждении сновидец знал: «Вот мой теневой брат». В беседе он сказал: «Наконец-то я знаю, отчего я внутренне так разодран, охвачен такими яростными чувствами и что я должен их выдерживать».
Фактически сильное эмоциональное напряжение возникло у него из-за интенсивной работы Тени. К Тени в глубинной психологии мы относим то, что находится в «тени» нашего сознания, исключено из него, отвергнуто, потому что мы не смогли соотнести это с нашей самооценкой и нашими ценностями, то, что мы ощущаем как чужеродное и не принадлежащее Эго, обесцениваем, порицаем; то, чем мы восхищаемся и что любим. Также в Тени находятся пока не осознанные потенциальные возможности, то, что еще не реализовано и не интегрировано в сознательную личность. У сновидца это были мрачные, презираемые и обесцененные теневые стороны, которые в это время возникали в сновидениях как «примитивные» темнокожие, вероломные бандиты, подлые головорезы, потрепанные попрошайки, бродяги, и таким образом они появлялись в его сознании, раздражали его и подталкивали к конфронтации. Этот конфликт привел его к острому кризису, в котором была потеряна его наивная непоколебимая целостность. Его образ Я распался на отдельные фрагменты, которые он уже не мог свести к единому целому, а его прежнее мировоззрение разрушилось. Он чувствовал себя «разорванным», «расчлененным», словно «ампутированным» и время от времени полностью дезориентированным. Одновременно с этим он ощущал, как будто бы в его «внутренностях свирепствует ужасный огонь», и он боялся, что тот сожжет его. Как раз в это время у него было сновидение о плавильной печи, которое дало ему новый взгляд и доступ к его внутренним процессам, а также воодушевило его выдерживать этот эмоциональный огонь. Его Эго было уже укреплено предшествующей психологической работой и укоренено в реальности. Это давало оправданную надежду, что он, с поддержкой терапевта, мог пережить исцеление в этом огненном потоке, разгоревшемся из-за того, что неприятные бессознательные содержания прорвались в сознание в анализе.
Это подпитывалось надеждой на действующего в сновидении профессора, потому что даже силы Эго заинтересованного и поддерживающего терапевта недостаточно, чтобы привести столь глубокие процессы переплавки в личности к хорошему завершению. Это требует защиты и сопровождения внутреннего «магистра инициации», который сам побывал в огне и прошел испытание огнем, узнал, как обращаться с силами огня, подобный мифологическому кузнецу (см.: Eliade, 1980). Функцию «магистра посвящения» здесь берет на себя профессор с помощниками, подобно большой медведице в предыдущем сновидении о кузнечном алтаре. Там непосредственный процесс трансформации был скрыт от сновидицы, здесь же сновидец активен в том, как заинтересовано и отважно перешагивает через запрет, открывая дверь в «недоступную» комнату, входит и узнает, что случилось, а именно о расчленении (своего теневого брата). Процесс разделения между сновидческим Я и не-Я, Тенью (теневым братом), и дифференциация на отдельные аспекты внутри теневого комплекса, символизированные в расчлененных конечностях, уже произошли под руководством профессора в «запретной» комнате бессознательного, в интимном пространстве анализа. Тем самым устраняется актуальная опасность быть затопленным бессознательными содержаниями или идентифицироваться с ними. Профессор в этой сфере является опытным, знающим и обучающим, тем, кто хорошо знаком с материей, понимает свое ремесло и может сопровождать и поддерживать учеников на пути обучения и развития. В аналитических отношениях эта функция может быть временно перенесена на терапевта, до тех пор пока Эго не найдет доступ к собственным знаниям и потенциалу, к силе своего бессознательного, которые символизированы в сновидении фигурой профессора. Последний выступает здесь как хирург, который, как мы можем предположить, и совершил операцию, расчленение психического тела «теневого брата»; при этом «бескровно», мастерски, так, что ни одна драгоценная капля крови, ни одна часть души не была потеряна. И аккуратно отделенные друг от друга части лежат на столах.
Аналитический процесс осознавания и дифференциации теневого содержания часто переживается так болезненно, словно это хирургическое вмешательство без анестезии. Это относится к переработке тяжелейших переходов, в которых Эго может впасть в состояние временной диссоциации. Его прошлые безопасные сознательные ценности растворяются, образ Я становится хрупким и разрушается. Пострадавший чувствует себя разорванным, будто «расчлененным». Теряется равновесие и ощущение целостности. Это состояние утраты, полной дезориентации, разрозненности и уступки могущественным силам в бессознательном может стать для старого Эго психическим переживанием смерти. В мифах древности этот опыт находит отражение в мотиве расчленения. Египетский бог Осирис был умерщвлен своим братом Сетом, а его труп был разорван на куски. Его сестра-супруга собрала разбросанные по всему миру части, и даже утерянный фаллос, который она слепила из глины и присоединила к телу. После этого Осирис стал править в Мире мертвых (см.: Clarus, 1979). Великий поэт и певец греческой мифологии Орфей был растерзан дикими менадами, а его разорванные органы они побросали в реку. Музы выловили их и предали земле. Но душа его музыки продолжала жить дальше, а место его погребения превратилось в источник музыкального вдохновения (см.: Hämmerling, 1984). Предания о древних шаманах говорят о том, что во время инициации и переживания ими транса они испытывали ощущения расчленения их тел на части и потом соединения их в новое тело. Исцеленный становился целителем. Умирание и перерождение на новом уровне является праопытом человека. Растворение и разрушение старого состояния Эго – предпосылка для достижения следующей, более высокой ступени развития и новой формы бытия, сравнимое с семенем, которое было помещено в почву, умерло там, чтобы снова прорасти и созреть уже в новом образе. В терапевтическом процессе это расчленение соответствует аналитической работе, осознаванию и разделению бессознательных содержаний, и новому соединению, интеграции отдельных составляющих в большее целое, которое охватывает сознательное и бессознательное. Сила, которая вызывает необходимую для этого процесса динамику, является не интеллектуальным или сознательным волеизъявлением, а огнем эмоций, который, с одной стороны, возникает от напряжения противоположных тенденций в психике и является причиной распада изначального целого на отдельные фрагменты; с другой стороны, страдание от этого распада способствует развитию такой тепловой энергии, что противоположное и разобщенное могут вновь сплавляться в нечто новое. Конечно, это требует огнеупорного сосуда, который может выдержать интенсивность огня. При недостаточно крепкой Эго-структуре и слабых границах существует опасность, что сосуд взорвется и огонь, словно поток лавы из извергающегося вулкана, затопит личность и выжжет потухший вулкан. Это может привести к тому, что отщепленный комплекс станет настолько активным и необузданным, что Эго идентифицируется с ним полностью и в экстремальном случае поверит, что является, к примеру, мессией или дьяволом. Этот огнеупорный закрытый сосуд изображен в сновидении в виде плавильной печи. В алхимии плавильная печь служила резервуаром, в котором вещества трансформировались под воздействием огня. Нам ближе духовки, в которых сырье под воздействием жара и тепла приготавливается и становится съедобным. Повсеместно печь считается символом Великой матери, женского лона, в тепле которого возникает, изменяется и вынашивается новая жизнь, но в ней же может сгореть и разрушиться, если накал будет слишком сильным. Поставленное в печь таким образом может символически обозначать возврат в материнскую матку, выпадение в бессознательное состояние, в котором сновидец и очутился под воздействием заряженного огненного комплекса, теневого комплекса. Боль внутреннего смятения самостоятельно генерирует огонь, необходимый для процесса слияния разрозненных частей в плавильной печи. Огненный процесс, кажется, должен иметь дело с загадочным перерождением. На это указывает белое облачение «теневого брата» в печи и после этого медленное «оживание» его головы, которую он осторожно приподнимает, чтобы посмотреть, что с ним происходит. И в древних мистериях возрождения, в ритуалах отпевания или крещения участник был облачен в белое, чем выражалось символическое страдание умирания, трансформация, обновление жизни и внутреннее откровение (см.: Eliade, 1961).
Неуверенное возвращение в сознание молодого человека в огне происходит в момент, когда сновидец открывает дверцу и делает осознанным то, что происходит тут втайне от него. Также он инстинктивно знает, что нужно быстро закрыть дверцу, чтобы любопытство и слишком раннее понимание не помешали этому превращению. Перед недремлющим оком опытного и знающего профессора, без участия осознающего Эго, в скрытой области бессознательного здесь происходит самое настоящее «крещение огнем». Что может способствовать этому, так это уверенность в действии бессознательных сил, терпение и готовность выносить и выдерживать эмоциональный «огненный» процесс, не вытесняя из сознания воспламенивший все это конфликт. Действующая сила, могущая соединить противоречия между сознанием и бессознательным, а также между бессознательными содержаниями, – это огонь, который возник у сновидца из его конфликта с теневыми частями и к тому же усилился благодаря его интенсивному переносу на терапевта, сопровождавшего его на пути через огонь, подобно профессору из сновидения.
Сожжение на костре: огонь как символ разрушения и обновления
В огне можно обжечься, а еще это может привести к смерти в пламени, причем невозможно предвидеть, будет ли эта смерть концом или переходом к новому бытию, если прожить ее так, как 32-летняя женщина в следующем сновидении.
Я стою прямо в огне и сгораю. Прихожу в себя, и у меня чувство, как будто я поднимаюсь ввысь из пепла кострища. Моя старая кожа сгорела, но я чувствую себя живой, как будто заново рожденной. Вокруг меня на земле лежат белые перья, я удивляюсь им.
Незадолго до родов сновидица была оставлена ее многолетним партнером из-за другой женщины. Она стояла у руин своих отношений и вынашивала мысли о самоубийстве. И в это время у нее было сновидение о костре, которое побудило ее принять обнадеживающее решение и пойти в психотерапию, чтобы переработать «пепелище» своих очевидно симбиотических отношений. В симбиотических отношениях партнеры не являются различными. Бессознательное единство и идентификация берут свое. Собственные важные части Я делегируются партнеру или проецируются на него, каждый живет за счет другого и ожидает от него полного удовлетворения потребности в счастье. Идеал отношений – совершенное слияние, полное наполнение друг другом, Мы. Различение или даже отделение Я от Ты переживается как угроза, как неверность или предательство, а разрушение симбиоза – как изгнание из рая (см.: Käst, 1985b).То же испытывала и сновидица, когда партнер ее оставил. Она чувствовала себя «голой, маленькой, беспомощной, одной-одинешенькой», незащищенной ни с какой стороны в этом угрожающем, суровом мире, неспособной выжить в одиночку. Ее тоска по симбиозу, который продолжал жить, несмотря на разочарование, искала удовлетворения в «вечном» симбиозе, в смерти. Такую смерть она фактически переживала в сновидении, правда, совсем иначе, нежели она представляла себе в суицидальных фантазиях, в которых она мягко скользнула туда, как в «вечный покой и защищенность», как в согревающее и защищающее лоно Великой матери (здесь букв. нем.: Todesmutter – «матери-смерти»). Эта тоска отодвинула на задний план все чувства, которые только в сновидении прорываются в яростном огне, испепеляющем ее.
Этот огонь отражал хаос полыхающих чувств и аффектов, и очень медленно, через переживание, стало осознанным то, что в них сгорало. Это были болезненные обиды и разочарования, обжигающий гнев на партнера, который оставил ее, горячий стыд и испепеляющая ревность к другой женщине, бессильное отчаяние о «потерянном времени» и «впустую растраченных чувствах к мужчине». Угрожающие страхи и неуверенность в себе поднялись в ней, как пламя, и поглотили остатки былой уверенности и ее веры «в людей, в любовь и в смысл жизни». Она так надеялась на совместную жизнь с любимым, семью и детей. Эти надежды были растоптаны (букв. нем.: «опозорены», «посрамлены») и сожжены дотла. В сновидении, по ее собственным словам, она чувствовала себя как «светящаяся саламандра в огне», «как будто бы я прямо в чистилище, где сгорела дотла». Если бы сновидение закончилось на этом, это был бы неблагоприятный прогноз в контексте возможности выйти сохранной из этого огненного кризиса. Но, к своему великому изумлению, она поднимается вверх из пепла кострища и чувствует себя словно заново рожденной. Только старая кожа сгорела, и несколько белых перьев лежат на земле. Она действительно красиво «сбрасывает перья» в этом процессе очищения, из которого выходит обновленной и укрепленной. Кожа защищает и является внешней границей тела. Она обеспечивает необходимый взаимообмен между внутренним и внешним, как при дыхании и теплообмене. Но даже нежные прикосновения в человеческом контакте достигают через кожу нашу душу и заставляют ее трепетать.
Психологически кожа соответствует границам Эго, которые защищают его от того, что внутри, и отграничивают от Другого, однако ее проницаемость делает возможным обмен. Затвердевание этих границ означает изоляцию и заключение (в тюрьму). Размягчение границ угрожает затоплением и растворением Эго. В симбиозе собственная «кожа» срастается с партнерской, как у сиамских близнецов, и теряет свою специфическую функцию для Эго. И тогда снаружи существует только граница Мы. Если единение разрывается, то это подобно ампутации, в которой Эго может истечь кровью. Процесс исцеления возможен, только если осознать части души, которые были до этого смешаны с партнерскими, спроецированы на него и отданы ему, вернуть их себе и снова интегрировать в свою собственную личность. Через растущую осознанность и все большее укрепление Эго могут медленно сформироваться новые границы Эго, новая кожа. То, что сгорело у сновидицы в огне эмоций, было «Мы-кожей» или слишком размягченной «Я-кожей», которая не могла больше выполнять свою функцию. Чтобы смочь построить новые проницаемые границы и больше укрепить Эго, она должна была обнаружить собственные до сих пор неосознаваемые и неразвитые маскулинные части, которые проживал и «возмещал» за нее партнер, развить их и воплотить в жизни. Для нее это значило выбраться из пассивного состояния, развить собственную инициативность, раскрыть интеллектуальные способности, противопоставить себя своим жизненным тревогам, решиться на риск идти собственным путем. В то время как сновидица пробовала это во время терапевтического процесса, ампутированное и недостающее медленно прирастало. Тем самым она получила ощущение новой идентичности и большей целостности. Как в сновидении, она проходила процесс индивидуации через умирание в огне и возрождение из пепла своих неудавшихся отношений с новым выживанием. Перья, которые она должна была сбросить при этом, еще раз указывают на проблему «кожи» в старых симбиотических отношениях и на боль, связанную с «линькой» и отрастанием новой кожи.
Но сновидица увидела в перьях еще и другое. Ей пришло в голову оперение птицы, которая находится в воздухе, в области духа, в своей стихии, так что перья могли указывать и на относящуюся к сновидице духовную проблему. Белые перья, лежащие на земле после смерти, могли быть также выражением измененного просветленного сознания и после «обугливания» в пепле костра означали возможность с ожившими, свежими силами начать нечто новое. Смерть на костре и белые перья напоминают мифологический мотив о Фениксе, который сгорает и вновь восстает из пепла, как символ вечно возрождающейся жизни.
В парной: огонь как символ Эроса
Во всех сновидениях, в которых мы приближаемся к огню или горим в нем, в нас происходит что-то, приближающее нас к его оживляющей, преобразующей или разрушительной силе. Путь к праогню открыл для сновидицы новую глубину веры и позволил ей снова обрести сброшенные туфли. Кузнечный огонь способствовал возрождению женственности, той, которая была погружена в бессознательное. В плавильной печи отделенные друг от друга части в накале огня вновь объединяются в единое целое, а огонь костра оказывает влияние на разделение в симбиотически организованных отношениях, распад старого и построение нового в «новой коже».
В приведенном ниже сновидении 29-летней женщины мужчина и женщина соединяются в жаре парной в единое целое, в гермафродита.
Посреди пышно разросшегося заколдованного сада я нахожу старую широкую ванну с водой, под которой горит сильный огонь. Я говорю моему спутнику: «Идеальное любовное гнездышко!». Потом я вижу нас обоих сидящими в ванне. От жара огня пар становится все более плотным, густым, и внезапно из него (появляется) и уносится вверх, в воздух, состоящий из двух сплавленных друг с другом людей образ. Правая половина образа мужская, темная, а левая женская, светлая.
У пары в сновидении есть общая история. Мужчина – хорошо знакомый семье врач, который несколькими месяцами ранее принимал роды у сновидицы; она родила дочь. Она описывала его как очаровательного, ослепительного, но немного мрачного, неустойчивого, сумбурного по своей сути человека, который был тем не менее каким-то таинственным образом внутренне ей близок. Она ощущала его как «темного брата». Поскольку на сознательном уровне между ними не было никаких любовных отношений, мы можем предположить, что в сновидении речь идет не о реальном человеке, а о темном бессознательном маскулинном в ней самой, обладающем теми же свойствами, которые она пока что могла воспринимать в нем как «ослепительные, мрачные, неустойчивые и противоречивые». В этом темном маскулинном могли быть скрыты задатки, которые, будучи развитыми, смогут выполнять функции, соответствующие функциям врача-акушера для ее дочери. В любом случае встреча с мужчиной оживила и заставила расти истинные силы в ее душе, которые пышно разрастаются и превращаются в сочную зелень в «заколдованном волшебном саду» эмоций.
В символике цвета зеленый является цветом созидающей природы-матери, весны, первозданной растительной жизни и символически выражает естественный рост и созревание, надежду на постоянно изменяющиеся, обновляющиеся силы, присущие всему живому. Посреди этой дикой садовой зелени стоит широкая старая ванна с водой, под которой горит сильный огонь. Сновидица шутит: «Идеальное любовное гнездышко!», соблазняя тем самым своего спутника влезть в нее вместе. «Любовное гнездышко» – это тайное место, где любовники в пылу страсти сплавляются в единое целое и где может быть зачато, выношено и рождено что-то новое. Огонь сексуального либидо под ванной прогревает воду, загадочную первоматерию, символ созидательного материнского бессознательного, которое порождает из себя все живое, все сознательное и снова вбирает в себя, чтобы трансформировать и воскресить опять (см.: Änderten, 1986). Ванна выступает здесь как сосуд для трансформации, похожий на материнскую матку, на связующую стихию, в которой в тепле кипящих «околоплодных вод» любовники могут слиться друг с другом воедино. Без защитной оболочки сосуда вода потушила бы огонь и растеклась и оба эти элемента потеряли бы их преобразующую и смыслообразующую функцию.
В соединении огня и воды действует сила Эроса, которая сводит воедино противоположности и позволяет мужчине и женщине слиться в горячей воде в бисексуальное, подобное гермафродиту существо, в психическое целое.
Этот процесс трансформации в воде бессознательного соответствует в отношениях двух людей состоянию первоначальной симбиотической влюбленности, в которой Эго-сознание сливается и растворяется, доходя до полной бессознательной идентификации (см.: Jung, CW 16).
При этом все различия аннулируются, есть только «одно сердце и одна душа», блаженное ощущение единства, в котором влюбленные уверены, что «я – это ты, а ты – это я». В этом интимном союзе может быть зачато и произведено нечто третье, ребенок. То же самое может происходить во внутрипсихическом процессе, когда поток осознавания исходит от контрсексуальной бессознательной части, энергии отводятся от сознательного Эго, заполняют бессознательное и так усиливают внутренний огонь, что это может приводить к своего рода «самооплодотворению».
В этом внутрипсихическом процессе сплавления между двумя бессознательными частями души у сновидицы на самом деле возникает нечто новое. Несколько месяцев спустя в одном из сновидений она ходила с тем же самым партнером по болотистой местности и обнаружила там ребенка, рожденного из болотной грязи и похожего на них обоих. Она назвала его «болотное дитя». В начальной фазе в сновидении огонь повлиял прежде всего на слияние пары в разогретой воде, что означает активацию, разогрев бессознательного, и таким образом благодаря поддержанию интенсивности огня происходит дистилляция. С поднимающимися вверх парами соединенная пара возносится, и только сейчас сновидческое Эго, наблюдающее с некоторого расстояния, становится видящим и осознающим. Созданный и поднимающийся вверх из нагретой воды пар является новым, созданным больше из воздуха, качеством, которое как нечто третье возникает из взаимодействия воды и огня. С помощью огня дух и материя, сознательное и бессознательное отделятся друг от друга, подобно тому как это происходит с небом и землей, водой и светом в мифах о творении. Это наглядный и выходящий за рамки привычного процесс, но единое, гермафродитоподобное целое еще не разъединено на двух индивидуумов, которые могут вступать друг с другом в отношения. Пара «блаженно, как на седьмом небе» парит в воздухе, потеряв почву под ногами. В этом месте у сновидицы возникли фантазии о «вечном слиянии», полном единстве, которое не может быть разрушено повседневной действительностью, – страстная потребность, напоминающая о вечных объятиях божественной пары Шивы и Шакти (см.: Kast, 1985a).
Эта фантазия и желание бесконечного «зависания» в слиянии может привести как к застою во внутрипсихической динамике между партнерами, так и к смертельному ослаблению, в котором больше не сможет свободно течь и быть плодотворной энергия Эроса. Нечто похожее происходило в отношениях сновидцы в сновидении с сожжением на костре. Без укоренения этих отношенческих фантазий в почве реальности, без различения Я и Ты, без уважения к собственному пространству и пространству другого невозможна истинная встреча. Затем из разочарования о неосуществимых идеальных отношениях может разгореться борьба за власть в любви и одновременно – за самосохранение, и в этой борьбе порыв обладать другим и контролировать его идут рука об руку со страхом самому быть поглощенным и стать жертвой. Борьбу за власть «во имя любви» можно рассматривать и как неудачную попытку остановить это удушающее слияние, дистанцироваться и переживать свое собственное Я. И здесь, в сновидении, благодаря нагреванию воды, символа бессознательного, процесс слияния перемещается «вверх», в сознание. Сновидческое Эго больше не идентифицировано с этим, оно отделилось и получило достаточно пространства, для того чтобы бессознательные содержания смогли стать осознаваемыми.
Если нам удается ухватить утром содержание сновидения, то мы можем еще раз погрузиться в него и понять его смысл, и тогда возникает возможность отделить себя от него посредством сознательной установки, вступить с ним в контакт и позволить его содержаниям, пока они не разрушились, влиять на нас. Благодаря этому удержанию сновидческое Эго в состоянии разделить слившуюся друг с другом гермафродитоподобную пару, различить светлое и темное, женское и мужское. Поскольку для сновидицы феминная сторона является более знакомой и близкой к сознанию, эта светлая (сторона) и появляется, а бессознательная маскулинная остается пока темной. Но обе части как будто пока срощены, объединены, хотя больше не смешаны. Если обнаружение и различение противоположных полюсов снаружи и частей внутри является первым шагом, то разделение станет следующим. Эта открытая развязка задает дальнейшее направление в психотерапии. И так как огонь возник у сновидицы не из страдания и внутреннего напряжения, а скорее из соблазна и влечения, то необходимо погрузиться в темную часть души, исследовать ее бездонную глубину, отследить спонтанно появляющиеся импульсы, видеть и проживать то, что разрастается и зеленеет в саду ее чувств, чтобы быть здесь не только как в «любовном гнездышке», в котором она празднует бракосочетание со своим «ослепительным и очаровательным теневым братом». Ей не терпелось самой исследовать и проживать эти стороны, открывающиеся через них возможности и то, что может появиться из них нового. Поэтому она сначала попробовала «снаружи», совершив несколько «походов на сторону», которые не дали ей того, что она искала.
В это время ее знакомый врач умер. Задолго до этого он снова появлялся в ее сновидениях, в которых она была в его объятиях, и у нее было чувство, что она должна от него забеременеть. Так образ «темного брата» проявлялся еще и еще и не погружался больше в сновидения. И за необузданностью снаружи последовала фаза внутренней уединенности, интроверсии. Сновидица ощутила, что «словно она несет что-то в себе» и должна сосредоточить всю энергию на том, чтобы дать этому безмятежно расти и помогать ему «в родах», и самой стать акушеркой, подобно умершему врачу, который помог родиться ее дочери.
Огненная стена: огонь и трансцендентность
В следующем сновидении 41-летнего женатого мужчины его тайные любовные отношения с такой же замужней женщиной получают значение, выходящее за рамки личного значения для обоих любовников. В господствующих представлениях внебрачные отношения считаются аморальными, табуированными, влекущими разрушительные последствия. Однако в определенных обстоятельствах такая живая «запретная» связь может быть понята как символическое взаимодействие в том смысле, что имеется в виду не реальная любовь партнеров, не претворение этой любви в повседневную жизнь, а то, что благодаря разжиганию эротического огня оживляются глубокие слои бессознательного, пересекаются границы и открываются новые измерения. И следующий сон выражает это.
Меня с моей подругой выбирают из толпы на большом праздничном мероприятии. Мы должны представлять на сцене пару, принца и принцессу, и пройти под руководством режиссера шесть жизненных циклов, облаченные в небесно-голубые балетные костюмы. В первом цикле мы должны вместе пройти через такие узкие ворота, что мы можем пройти, только тесно обнявшись. Это чудесное переживание, в котором растворяется сильное напряжение. По ту сторону тесных ворот, в огромном пустом зале, мы проходим второй жизненный цикл. Мы все еще тесно прижаты друг к другу, неожиданно звучит чудесная музыка, и мы начинаем танцевать. Вдруг, к своему удивлению, мы видим, как по полу через весь зал вырастет стена ярко пылающего огня, при этом она ничего не сжигает и не уничтожает. Потрясенные зрелищем, мы останавливаем танец и медленно приближаемся к огню. Сияние такое мощное и пронзительное, что под его воздействием при пробуждении я не могу ухватить следующую сцену, и только смутное чувство: мы друг с другом как будто бы проживаем третий или даже четвертый цикл.
В сновидении пара тайных любовников выбрана в толпе на роли принца и принцессы, чтобы публично предстать в своей любви в мистерии королевского посвящения и испытать самих себя. Не только в сказках, но и в наших личных, сокровенных фантазиях такая пара служит образцом особенных, идеальных отношений, шаблоном, на который мы можем проецировать наше стремление к «идеальной, божественной любви» между двумя людьми. Мы ожидаем в них освобождения от старых привычных ценностей, от правил и порядка, от чувств и отношений, которые не соответствуют больше изменившемуся сознанию. Но для того чтобы стать королевской четой, избранники в сказках должны прежде пройти особую инициацию, трудную и полную страдания. А затем выдержать совместный экзамен, прежде чем они созреют как королевская пара, могущая через свой опыт передать новые духовные и эмоциональные ценности. Такой путь посвящения пары убедительным образом представлен в опере Моцарта «Волшебная флейта».
Так же как в глубокой любовной истории двух людей происходит процесс трансформации и созревания, так и на внутрипсихическом уровне может развиться и созреть способность к любви, и это происходит через встречу и связь между двумя составляющими – мужской и женской частями. При работе над сновидением мы можем понимать принца с принцессой и их связь, с одной стороны, как фантазию об идеальном партнерстве сновидца с его тайной возлюбленной, а с другой стороны, как его собственные внутренние фигуры, вступающие на священный путь любви под руководством режиссера, «магистра посвящения», похожего на медведицу в сновидении о кузнице или профессора в сновидении о плавильной печи. Он выбирает пару из массы людей, выводит их на сцену, подготавливает и сопровождает через жизненные циклы. В связи с «шестью жизненными циклами» у сновидца сначала возникают ассоциации о шести днях творения, которые могут соответствовать этапам раскрытия и созревания жизненных сил, силы Эроса как процессу созидания. Шесть – это два раза по три, где два в символическом значении, помимо прочего, соответствует женскому, статичному, вбирающему в себя, а три – мужскому, динамичному, производящему принципу. У сновидца к числу шесть возникли еще ассоциации про секс (нем. 6 – sechs), сексуальность – сексуальность, в которой объединяется мужское и женское, отчего разгорается любовное пламя, в котором оба открывают для себя новое. К обряду посвящения относится и то, что инициируемый снимает повседневную одежду и облачается в новое торжественное платье, в чем уже символически выражается то, что будет с ним происходить. Так и в древних мистериях, проходя через ритуал умирания и возрождения, инициируемый был облачен в светлые одеяния. И в сновидении вначале пара получает небесно-голубой балетный костюм, что указывает на нечто, связанное с танцем на пути их посвящения.
Одежда имеет отношение к тому, чем мы занимаемся, например работаем, отдыхаем, танцуем. Она выражает нашу эмоциональную сонастроенность и настроение и то, что мы демонстрируем снаружи, какими мы хотим, чтобы нас видели; она адаптирована к каждой ситуации. В данном случае выделяется небесно-голубой цвет танцевального костюма. Мы вместе фантазировали о том, что могло бы это означать в переносном смысле: голубой символически – это глубина неба, моря, космического бессознательного и вместе с тем – безграничная даль, поиск трансцендентности, преданность бесконечному и ощущение защищенности в нем. Это цвет воздуха, ясности духа, вдохновения, но также тайны бессознательного, волшебства и магии. Когда высший духовный мужской свет поникает в темно-синюю женскую глубину, синева неба начинает сверкать, охваченная волнением, исходящим от блистательной силы Эроса.
Подготавливая к процессу посвящения, режиссер ведет пару к таким узким дверям, через которые они должны пройти вместе, и это возможно, если только они очень крепко обнимутся. Мотив узких ворот символизирует необычность и экзаменационный характер такого трудного прохождения от повседневности в потусторонние области, от сознательного уровня на глубоко бессознательный, который представлен здесь в образе большого пустого зала по ту сторону узкого прохода. Крепко обнявшись, помогая во всем друг другу, во время перехода пара переживает блаженное чувство такого единства и гармонии, что их души вибрируют и звучат от этого. В сновидении эти вибрации становятся чудесной мелодией, наполняющей залу, и находят физическое выражение в танцевальных движениях. В танце высвобождаются созидающие силы и проживаются чувства радости, любви, тоски или печали. Танец может привести нас к соразмерности, к созвучию с партнером и нашей природой. В счастливые мгновения это соединяет нас с чувством, что мы становимся частью великого ритма всего живого, что он продвигает и поддерживает нас. Благодаря музыке и танцу усиливается внутреннее напряжение пары, накаляются более глубокие слои бессознательного и из них, преодолевая порог сознательного восприятия, внезапно вырастает пылающий красный огонь. Он распространяется поперек зала, как огненная стена, которая, ярко полыхая, таинственным образом ничего не уничтожает и не сжигает.
Если в «первом жизненном цикле» при прохождении в своем посвящении через узкие ворота пара переживает божественное чувство единения и гармонии, переполнения любовью, то на «втором уровне», по ту сторону повседневной действительности, она встречается с таинством вырастающего из глубин пламени. Этот чудесный огонь был для сновидца выражением сильного волнения, созидающего вдохновения и творческой энергии. Вместе с этим он был любовным огнем, который вышел за границы его личного опыта и стал для него религиозным переживанием. У него были в связи с этим ассоциации о библейской истории о призвании Моисея, в которой «…явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста, и увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает», и о каноническом слове Божием, где Иисус говорит: «Кто мне близок, близок огню». Этот не обжигающий огонь есть прообраз надличностной, созидающей, нуминозной энергии, которая ощущается человеком как божественная и может проявиться таким образом. Но почему этот таинственный огонь в сновидении появляется как полыхающая огненная стена? Почему подчеркнуто, что это «стена»? Стена делит помещение, разграничивает его и защищает, выражаясь психологически, от «беспредела» (букв.: «стирания границ»), переполнения мегафантазиями, затопления энергиями, которые превосходят человеческие возможности. Фактически огненная стена ограничила пространство для маневра танцующей пары, создала паузу и «разворот» к себе, чтобы возникла возможность отношения и воздействия. Сновидец почувствовал, что как будто бы возникает дистанция, требуется различение между его собственным переживанием любовного огня и надличностной огненной силой, которая могла бы быть предостережением не идентифицироваться с ней в своем блаженстве.
С этой вспышкой огня и глубочайшим волнением, которое сновидец чувствовал даже после пробуждения, закончился «второй жизненный цикл». Он очень смутно, так, что у него даже не было образов, ощущал, что они как пара будто бы переживают свой «третий жизненный цикл». Не будем забывать, что содержания сна, погруженные в бессознательное, снова активизируются, так что вполне возможно снова войти в сновидение в своем воображении или с помощью медитации и дать образам снова возникать и развиваться. Образы при этом не будут четко идентичны содержанию сна, но они возникают подобно сновидению и в этом являются выражением нашей психической ситуации.
Сновидца горячо интересовало, что он мог бы пережить в «следующем жизненном цикле», и он позволил себе еще раз вернуться в сцену с пылающей огненной стеной в сновидении. Он услышал, как зазвучала музыка, которую он вспомнил как то место в «Волшебной флейте» Моцарта, где Тамино и Памина призваны пройти сквозь пламя, чтобы проверить и упрочить свою любовь. Сновидец был охвачен сильным беспокойством, магическим притяжением огня, и он ощутил стремление пройти насквозь. Он испуганно колебался, но вдруг увидел режиссера, который следил за событиями от ворот, а теперь с воодушевлением, но настойчиво показывал ему жестами, чтобы он со своей партнершей прошел сквозь огонь. Пара невредимой прошла это испытание. По ту сторону огненной стены стена залы открылась, словно ворота, в чудесный, залитый солнцем ландшафт. Но сновидец, автор воображаемого, не мог пройти к нему. Здесь была граница, какое-то сопротивление, которое он не смог или не осмеливался преодолеть. Следующий «жизненный цикл» все еще был для него закрыт.
Эти ограничения сновидец проживал в реальных любовных отношениях со своей подругой, и они не могли преодолеть их. После периода интенсивных «огненных переживаний» женщина переехала в другое место, улаживая отношения со своим супругом, и в это время сновидец расстался со своей женой. Но то, что он нес в себе дальше, был внутренний огонь, который пылал в нем и влиял по-новому на его творческие способности, независимо от возрастающей отчужденности женщины в его внешней жизни. Он начал создавать музыку, писать стихи, уделять больше внимания своим снам, все глубже впускал в себя бессознательное и ощущал, как благотворно это влияет на его отношения с людьми и окружающим миром, становился мягче и живее. Сновидение о пылающей огненной стене стало для сновидца «толчком», который заставил его анализировать, где он в том или ином виде сталкивался с образами огня. Сновидение о плавильной печи, например, было его сновидением, которое приснилось ему двумя годами позже.
Так, сновидения могут вести нас к надличностным жизненным темам, высвобождать энергии, открывать дорогу в бессознательное, указывать и освещать наш внутренний путь в том случае, если мы позволяем себе зажечься их динамикой и довериться им на этом пути. И в той степени, в которой нам удается интегрировать возникшие в сновидении и переработанные содержания бессознательного в нашу повседневную действительность, впустить их в нашу жизнь, – в той мере мы сами можем стать великодушными, цельными, спонтанными, творческими и любящими.
Обращение с огнем
Огонь священный! Испокон
Великих благ источник он.
За все, что строим, что творим,
В душе огонь благодарим.
Но страшен этот дар богов,
Когда, свободный от оков,
Лавиной с каменных вершин
Летит он, неба вольный сын.
Ф. Шиллер, «Песнь о колоколе»
Согласно представлениям древних греков, сила огня, этого благословенного и в то же время ужасающего дара небес, находилась изначально в руках богов. Когда Зевс скрывал от людей огонь после размолвки с Прометеем, последний с помощью богини Афины проник на Олимп, похитил из горящей колесницы Солнца или из кузницы Гефеста кусок тлеющего угля, бросил его на землю и снова скрылся незамеченным. Так, согласно греческой мифологии, огонь попал вниз, к людям, которые, однако, еще должны были научиться обращаться с этой могучей силой и использовать ее правильно. Психологически этот миф может означать, что мы не можем, как нечто само собой разумеющееся, использовать наши творческие жизненные силы, и бывают времена, когда мы чувствуем себя отрезанными от своего источника. Огонь скрыт в потустороннем мире нашего бессознательного. И тогда похищение Прометеем огня могло бы соответствовать Эго-функции, сознательному проникновению и погружению во мрак, где эти силы связаны, чтобы снова вернуть «на землю» их свет и огонь, направить их в нужное русло и сделать доступными. Обращению с огнем и нашими чувствами, влечениями и духовными энергиями нас учат, естественно, наши инстинкты и соответствующий опыт. Если инстинкт слаб, эти энергии из страха или моральных побуждений заблокируются или будут подавлены. Застой в бессознательном приведет к такому высокому напряжению, что будет достаточно искры, чтобы вызвать неконтролируемый пожар эмоций и взрыв аффекта. Динамика этой неуправляемой энергии может быть выражена в сновидении в образе пожара, взрыва или подобных разрушительных символов. Дистанцирование от этих яростных аффектов или бегство от опасности зачастую может быть единственной возможностью не быть захваченным мощью огня. А бывает необходимо выдерживать огненный шквал разрушительных чувств, обжигаться в нем, как в кузнице, или совсем сгореть, как в костре, чтобы из пепла могло появиться что-то новое. Иногда в сновидении получается потушить огонь, самостоятельно или с помощью «пожарных», или огонь благодаря этому становится неопасным, так что мы поворачиваемся к нему и узнаем после всего его причину и смысл. С таинственным надличностным огнем, как в сновидениях, где были праогонь и горящая огненная стена, мы можем встретиться, только исполненные благоговения. И пожалуй, можем лишь с трепетом обойти его или позволить ему захватить нас.
Но откуда нам знать, что в каждом случае является адекватным, когда мы обращаемся с пылающими внутри нас энергиями? Огненные сновидения могут, если мы понимаем их, давать нам указания на то, что в нас горит и где это горит. Они могут пролить свет на причины, функции и смысл огня и таким образом «посоветовать» нам верный способ обращения с ним. Как маяк, освещающий мрак бессознательного и указывающий на возможное решение «горячего» конфликта, сновидения могут стать проводниками к пока еще скрытым целям. И если мы доверимся пробужденным горячим жизненным энергиям, они приведут нас к этим целям. Так молодая женщина в начале своего анализа увидела в сновидении следующее. Черная змея со светящимся огненным телом поднялась из земли и призвала сновидицу следовать за ней по пути, на котором находился указатель с надписью «Белый камень». Сновидица увидела в этом указание на начинающийся путь в анализе, подтверждение своей решимости пойти по этому пути, начать процесс. Змею, которая может иметь множество толкований (см.: Sauer, 1986), мы поняли как некое знание внутри сновидицы, которое, приходя из глубин бессознательного, словно из-под земли, становится видимым и заставляет следовать «по указателю». Светящееся тело змеи соответствовало ее ощущению внутреннего оживления, стремлению знать и горячему желанию следовать этому поиску. Цель в сновидении была выражена через «Белый камень»: она не увидела его во сне, но он отчетливо возник в ее фантазии. «Белый камень» у нее ассоциировался с «мудростью» (нем: Weisheit), которая здесь, возможно, указывала на скрытую мудрость бессознательного или на нечто новое, неизведанное, которое хочет быть осознанным и прожитым. С большим камнем она связала что-то твердое, непоколебимое, вечное и значительное, что-то, что уже (есть) здесь, но индивидуальный смысл пока еще неясен, скрыт. На дороге к «Белому камню» это сновидение само может быть ориентиром и «горящей путеводной змеей» (звездой), сопровождающей ее и освещающей путь.
Библиография
Anderten K. Traumbild Wasser. Von der Dynamik unserer Psyche. Walter, 1986
Brinton-Perera S. Der Weg zur Göttin der Tiefe. Die Erlösung der dunklen Schwester: eine Initiation für Frauen. Ansata, 1985
Clarus I. Du stirbst, damit du lebst. Die Mythologie der alten Ägypter in tiefenspychologischer Sicht. Bonz, 1979
Eliade M. Das Mysterium der Wiedergeburt. Rascher, 1961
Eliade M. Schmiede und Alchemisten. Klett-Cotta, 1980
Hark H. Traumbild Baum. Vom Wurzelgrund der Seele. Оpus magnum, 2004
Hämmerling E.: Orpheus’ Wiederkehr. Der Weg des heilenden Klanges, Ansata 1984
Harner M.: Der Weg des Schamanen. Ein praktischer Führer zu innerer Heilkraft, Ansata 1982
Jung C.G. Die Psychologie der Übertragung, GW 16. Grundwerk 3, Walter 1984
Kast V. Paare. Beziehungsphantasien. Kreuz, 1985a
Kast V. Wege aus Angst und Symbiose. Walter, 1985b
Riedel I. Farben. In Religion, Gesellschaft, Kunst und Psychotherapie. Kreuz, 1983
Sauer G. Traumbild Schlange. Von der Vereinigung der Gegensätze. Walter, 1986
[1] Фрагмент из книги: Gisela Reiss. “Traumbild Feuer (von der elementaren Wandlungskraft)”. Walter – Verlag, 1986. Перевод с немецкого Ольги Грузберг.
[2] В немецком языке оба глагола происходят от feuern – «гореть». – Примеч. перевод.
[3] В немецком дословно – «оставить свой свет (Licht) под спудом». – Примеч. перевод.
[4] Trieb-und Antriebsbereich как «инстинкты» и «движущие силы». – Примеч. перевод.
[5] Буквально «сидит за рулем». – Примеч. перевод.
[6] Буквально: Fussgefuehl – «чувство стопы». – Примеч. перевод.
[7] Буквально: «по эту сторону» и «по ту сторону». – Примеч. перевод.
[8] Буквально: «незатухающим». – Примеч. перевод.
[9] Буквально: «в природных ритмах». – Примеч. перевод.
[10] В немецком «Пасха» звучит как Ostern, а «восток» как Osten, восточный – oesterlich. – Примеч. перевод.